ПНУ, 2.5.

[ellen-bs]

Знаете, для самой было неожиданностью так быстро написать.
Это последняя глава второй части.
Приятного прочтения! ^^

Глава 5.
Раны.

Шокированная, израненная и покрытая ожогами Тамамура окончательно ослабела. Как... Как только он здесь оказался? Почему? Она же так хотела уберечь его... За что, за что? Чем он заслужил страдания?
В самый неподходящий момент Тамао стала терять сознание. «Нет, нет, нельзя!» – пронеслось в мыслях, но голова неумолимо тяжелела, и вскоре все поглотила тьма.

* * *

Коккури открыла глаза. Свет больно ударил по ним, и девушка сразу же зажмурилась. Постепенно, одно за другим ощущения возвращались к ней и становились все более отчетливыми, потому каждая клеточка тела стала ныть. Малейшее движение заставило бы охнуть, но Тамамура не могла выдавить из себя ни звука, так слаба она была. Захоти она кричать о помощи, от нее можно было бы услышать лишь приглушенный хрип. Но разве Тамао срывала связки?
Нельзя было сказать, что она очнулась впервые. Девушка смутно помнила какие-то голоса, но все это было охвачено дымкой некоей дремы, так что эти воспоминания едва ли что-то давали.
Где же она сейчас находится? Так тихо...
Тамао рискнула открыть один глаз. Когда он привык к свету, ее взору открылся белый потолок. И все.
Чтобы понять, где она находится, Тамао пришлось открыть и второй глаз, а кроме того, двинуться, чтобы хоть чуточку приподняться. Из горла все-таки вырвался непонятный звук, и шаманка рухнула назад на подушку. Но теперь Тамао знала, что находится в больнице.
В палату кто-то зашел. Не успела коккури и вздохнуть, как этот кто-то охнул и, судя по стуку каблуков, выбежал в коридор. Через некоторое время снова раздались шаги.
– Так вы уже очнулись? – услышала Тамао мужской голос. – Лежите-лежите, вам напрягаться нельзя.
Шаманка с трудом повернула голову. Возле ее кровати стоял мужчина средних лет в белом халате.
– Я ваш лечащий врач, Мори.
Шаманка чуть шевельнула головой, попытавшись кивнуть.
– Вам многое пришлось пережить, но не волнуйтесь, все будет хорошо. От ожогов даже шрамов почти не останется, – ободряюще сказал он.
Ожоги...
В сознании неожиданно вспыхнула картина с израненным Реном.
– Доктор! – просипела она и чуть не задохнулась от не вырвавшегося восклицания. Горло...
Забыв о боли, Тамао приподнялась на локтях.
– Как долго я здесь? Что произошло? Что... – разгоряченным шепотом спрашивала она, но врач ее перебил.
– Успокойтесь, Тамамура-сан, – неожиданно строго сказал он. – Волноваться вам нельзя. Если вы ляжете и будете спокойно – я подчеркиваю, спокойно – меня слушать, я все расскажу.
Тамао послушно легла и от волнения сжала одеяло. Чуть не вскрикнув, резко выпустила его.
– Ваши руки особенно пострадали, и не только от ожогов, но и от осколков. Только недавно они стали заживать, – нерадостно пояснил Мори.
Коккури перевела взгляд на свои руки и не сдержала потрясенного вздоха.
Ее руки, некогда такие красивые и мягкие, были сплошь покрыты рубцами и шрамами. Пугающими, уродливыми, грубыми шрамами. Вот почему врач уточнил, что именно от ожогов не останется следов...
Тамао отвела глаза и, пока она не успела поверить в происходящее и убедиться, что эти руки действительно принадлежат ей, перенесла свое внимание на доктора, почти онемев.
– Произошла авария. Каким-то чудом самолет не разбился. Вы вместе с другими людьми сумели выбраться, но не смогли далеко уйти – самолет взорвался. Его поломка была слишком серьезной, и почти невозможно предположить, что могло ее вызвать.
Взрыв задел вас. К счастью, вы уже не были так уж близко к самолету, и никто не умер.
Мимо проезжал экскурсионный автобус, как раз высадивший в городе неподалеку туристов. Водитель заметил неладное и остановился. С ним была его взрослая дочь; они вызвали помощь и, чтобы потом быстрее доставить пострадавших в больницу, начали переносить всех в автобус. И снова чудо: обычно он не ездил этой дорогой. Вам повезло, потому как вас нашли почти сразу.
Что касается лично вас, вы находитесь здесь уже две недели.
Ошарашенная Тамао переваривала полученную информацию. Мори же продолжал:
– Ваши документы могут быть восстановлены по данным из аэропорта, так что не стоит об этом беспокоиться.
Это и не волновало Тамао. Она переживала совсем не из-за этого.
– Как... Как Тао Рен-сан? – с надеждой глядя на мужчину спросила Тамамура. Она уже не шептала. В ее голосе проступали умоляющие нотки.
Врач улыбнулся.
– Он идет на поправку. В сознании уже несколько дней. Тао Рен-сан, кстати, лежит неподалеку, через одну палату от вас. Если пожелаете, непременно навестите его, но только когда поправитесь. А сейчас вам следует отдыхать. И не волнуйтесь ни о чем.
С этими словами Мори вышел из помещения.
Тамао зажмурилась. От чувства вины и стыда хотелось кричать.

* * *

Наконец, Тамао могла вполне спокойно передвигаться, и боли почти не было. Кроме того, девушка свыклась с мыслью об изуродованных руках. Это было тяжело, страшно, но она смирилась. Так же, как она мирилась со многими вещами и до того. Безропотно, покорно.
Физически Тамао шла на поправку, чего нельзя было сказать о ее моральном состоянии. Казалось, девушка угасает. Совесть и вина усиленно давили на нее. Она не могла спать, не могла есть. Не могла просто жить.
Все из-за нее. Из-за нее пострадали невинные люди. А главное – Рен.
Тамао долго решалась. Очень долго. Но она набиралась храбрости и решимости поговорить с Реном. И, в конце концов, коккури отважилась на такой, как ей казалось, сумасшедший поступок. Но, по крайней мере, это было честно.
Шаманка нерешительно вышла из своей палаты и, пройдя мимо соседней, замерла.
Нет, нельзя бояться. Нельзя бежать. Она не заслужила бегства. Со всей ответственностью Тамамура Тамао должна столкнуться с последствиями. Это только ее вина и больше ничья.
Она все это понимала. Все осознавала. Знала, что поступает правильно. Это хоть что-то правильное, после всех тех ошибок и непростительных просчетов.
Тогда почему же так страшно?
Пока не передумала, Тамао быстро постучала, не глядя на руку. Да, она смирилась, но все же вид искалеченной конечности заставлял сердце болезненно сжаться. Не оттого, что ей было жаль себя. Оттого, что руки, ставшие вечным наказанием, всегда напоминали ей о пострадавших, о катастрофе, в которой была виновна именно она, Тамао. О боли и ужасах, пережитых в тот день. О наполняющей ее вине, которая исхитрялась проникнуть в малейшие щелочки ее души, как удушающий газ, от которого не было спасения. Все было в этих руках, которыми она все и разрушила.
– Войдите, – за дверью прозвучал до боли равнодушный голос.
Назад пути нет.
Тамао толкнула дверь. Она силилась не паниковать. Пусть она и не готова.
Наверное, она никогда не будет готова.
А сердце бешено колотилось, мечтая разорвать грудную клетку хозяйки, чтобы сбежать как можно дальше.
Шаманка зашла в палату, закрыла за собой дверь. Да так и осталась стоять у дверей.
Молчание. Не то уютное молчание, воцарявшееся между ними после умиротворяющих разговоров; не то задумчивое молчание, царившее во время игры в шахматы. Но и не то ледяное молчание, коим удостаивал врагов или неприятелей Тао Рен.
Что-то другое. Только от этого не менее страшное.
Тамао уткнулась взглядом в пол. Рен пристально смотрел на нее; угадать, что он думал, было невозможно. Его лицо было абсолютно непроницаемым. Таким же, каким был его голос, пригласивший ее мгновение назад.
Мгновение? Разве? Так мало?..
– Сядь, – наконец, сказал он.
Она послушалась. Снова этот беззвучный диалог, в котором не было упреков или обвинений.
Вот оно что. Теперь поняла.
Это разочарование. Воздух между ними пропитан разочарованием.
Все в душе перевернулось. Но... Что же тогда творится с ним?
– Я... Я хотела тебя спасти, – вдруг прошептала Тамао, безжизненно глядя в окно. Не выдержала тяжести эмоций.
Это не было оправданием. Она и так знала, что ей нет прощения. Коккури просто сказала, как есть.
– А что вышло?
Рен не сказал это осуждающе. Его слова, скорее, прозвучали безнадежно, и от этого Тамао стало еще горче. Было очень больно слышать такой тон от человека, дружбу с которым она обещала себе беречь до самого конца. Но, как ни старалась, она не смогла. Не справилась.
Тамао захотелось плакать, но девушка не могла себе этого позволить. Она не заслужила слабости.
– Скажи я как есть... ты не отпустил бы меня.
– Правильно, – сказал Рен. – Но я был бы предупрежден.
Больно. Им обоим было слишком больно. Рен чувствовал себя преданным, а Тамао душила вина.
Раны от этого несчастного случая были куда глубже, чем они могли себе представить.
– Ты всех спасла, – неожиданно сказал Рен. – Я не был в сознании... Но я знаю, что это была ты.
Тамао отчаянно замотала головой.
– Если бы я спасла, мы не были бы здесь, – непролитые слезы предательски зазвучали в дрогнувшем голосе.
Хотелось сказать вслух, какая она жалкая и беспомощная. Но она не имела права делать этого перед Реном. Он счел бы это само жалостью. А она и этого не заслужила. Она и так отвратительна. Еще хуже, чем эти руки, покрытые шрамами.
Тамао внезапно наткнулась на сиреневый лед его глаз. Снова разочарование.
Пусть лучше бы он ее ударил. Наорал. Но только не это.
– Ты все-таки самоуверенная эгоистка, – сказал он ей тоном строгого отца, но почему-то тихо.
Она задрожала. Встала. Низко поклонилась, упершись взглядом в колени.
– Простите... простите меня... – пробормотала она, не в силах больше сдерживать слезы.
Простояв так еще какое-то время, она выпрямилась. Не глядя на него, развернулась и пошла к двери. Остановившись, но не поворачиваясь, Тамао сказала:
– Я уеду к Йо-сама. Я больше не буду мешать. Там я буду в безопасности и больше не причиню никаких беспокойств. Прощай...те, Рен-сан, – печально произнесла Тамао. Вышла за дверь.
Рен долго не шевелился. А потом, сжав зубы от злости, ударил кулаком по тумбочке у кровати.
И дело не в том, что он ранен и лежит в больнице. Просто она не могла ему доверять.
И еще... Он заметил ее руки, как ни пыталась она их скрыть.

* * *

Тамао плотно закрыла дверь палаты Рена, и слезы безудержно заструились по щекам. Она всхлипнула и, попытавшись убежать, врезалась в кого-то.
– Извините...
Тамамура подняла заплаканные глаза и едва удержала удивленный возглас.
– Вы? – изумилась она.
Молодой человек улыбнулся.
– Здравствуйте, – бодро поздоровался он, но тут заметил дорожки слез на лице девушки. – С вами все в порядке? – сразу встревожился мужчина.
Тамао не сразу нашлась с ответом.
– Д-да... Все хорошо, – автоматически ответила она. – Но... Это же... Это же вы тогда спасли нас в лесу!
Молодой человек снова улыбнулся.
– Я рад, что вы меня помните.
– Я... Спасибо вам, спасибо огромное! – горячо поблагодарила его Тамамура. – Я по-настоящему обязана вам!
Она отчетливо помнила свою панику, свой страх за Рена... А этот мужчина и та пожилая женщина... Они вытащили и Рена, и саму Тамао.
– Да что вы, это пустяки, – смутился он. – Не пройти так просто мимо, да и сами вы неплохо справлялись. И вы, кажется, опять во что-то ввязались?
Тамао потупила взгляд. Помрачнела.
– Ох, простите; я ни в коем случае не хотел вас расстраивать, – понял свою бестактность молодой человек. – Виноват. Может, выпьете со мной кофе? Угощу вас в качестве извинения.
Коккури вымученно улыбнулась.
– Простите... Я, наверное, откажусь.
– Что вы, не извиняйтесь! Тогда... До встречи, – попрощался он и зашел в палату Рена.
Тамао было до того плохо, что она не удосужилась поинтересоваться, как зовут этого приветливого и улыбчивого мужчину и какое вообще отношение он имеет к Рену. Хотя теперь она ему чужая, а потому вряд ли ее касаются дела шамана.
Вернувшись в свою палату, шаманка повалилась на больничную койку и горько заплакала, до боли в руках сжимая подушку.

* * *

Рен проклинал этот день. Его можно было назвать «днем посещений».
Сначала визит шаману нанесла Тамао. Разговор был коротким, но как никогда эмоционально насыщенным. Горьким. Вряд ли Рен когда-либо испытывал такую горечь и опустошенность. Такое разочарование и такую боль. Пусть и гадко это признавать даже самому себе.
Зачем-то в голову пришел образ волка, воющего на луну. Наверное, Рену и самому хотелось выть.
Почти сразу после того, как ушла Тамао, в палату заявился Оизуми. Долго он не пробыл: пожелал Тао скорейшего выздоровления и сообщил, что на работе его очень ждут.
Сразу после него явилась Джун. Сестре Рен был бы безмерно рад, если бы не события утра, заставлявшие думать только о них, потому Рену хотелось побыть одному, но не тут-то было. После сестры к нему пришли Асакура Йо и Усуи Хорокеу.
– Проведали, узнали, что я жив, – свободны, – грубо сказал Рен. Но уходить они, очевидно, не собирались.
– Да ладно тебе, – засмеялся Йо.
– Вот как ты к друзьям относишься, – словно обиженно буркнул Хорохоро.
Перед глазами Рена возникло лицо Тамао, и эхом отозвалось неуверенное «...мы друзья?».
С ней все было не так... Ее не хотелось обижать или задевать. Не хотелось язвить или грубить ей. Перед ее добрыми глазами все эти намерения все равно разлетались тысячами мельчайших осколков, мгновенно плавящимися от ее тепла.
Со временем у него появилась потребность в ее мягкой улыбке и ласковом голосе, ее молчаливой поддержке и послушном согласии. В искреннем, а не простом и формальном вопросе, как у него дела.
Да. Ему, напротив, хотелось защищать эту девушку. Уберечь от ран или боли.
А он не смог. У него ничего не получилось.
До нее Тао Рен никогда не дружил с девчонками. А после таких мыслей он уже не был уверен, что все было так, как нужно. Но тогда как?
Уже все равно. Она никогда к нему не вернется. Тамао еще раньше сбежала от его настойчивости, а своей слежкой Рен наверняка окончательно подорвал ее доверие. Не говоря уже о том, что и без его резких слов, родившихся из чистого эгоизма и обиды, она считала себя виноватой. Черта с два! Из них обоих только он был эгоистом.
Рен посмотрел на Йо. Ну, конечно! Она же поехала именно к нему!
Китайский шаман замер. Тогда почему он беспокоился за нее? Почему злился? Да и сам Рен говорил Тамао, что она может вернуться в Фунбари, и только в противном случае оставаться с ним. Только потом он привез ее в их квартиру.
Он вел себя, как высокомерный ублюдок. Он даже не смог защитить ее тогда, в самолете, потому что его вырубило. А она теперь чувствовала вину.
Мысли об этом были омерзительными. Он не мог вообразить себе, насколько жалким стал. И как посмел это допустить.
Йо и Хоро не так долго побыли у него в палате: с таким же успехом они могли навестить стену палаты и разговаривать с ней. Не говоря уже о том, что настроение у Рена было не самым замечательным. Так что шаманы поспешили откланяться.
– Мы еще к Тамао-тян зайдем, а то у нее подруга была, когда мы заглядывали, – пробормотал Хорохоро, утратив привычную жизнерадостность при виде угрюмого изувеченного друга.
– Поправляйся, – пожелал Рену Йо, и они с северянином вышли из помещения.
Тао Рен мрачно смотрел в потолок.

* * *

Когда пришло время выписки, Тамао не чувствовала себя слишком счастливой. Она быстро собирала вещи, которые ей привезли в больницу Ая и Йо. Последний, кстати, должен был с минуты на минуту ее забрать.
Шаманка даже не понимала, хочет ли она возвращаться. Тяжкие мысли давили своей безнадежностью.
Но у нее не было выбора. Больше некуда идти. А о сцене с такими руками можно забыть.
Та параллельная реальность с воспитанием Ханы оказалась гораздо ближе, чем она подозревала. От судьбы не уйдешь. Ее участь быть тихой домохозяйкой и помогать Асакурам в делах. Как это было всегда. А ее попытки что-то изменить закончились слишком быстро и слишком печально.
Она почти все собрала, когда в дверь постучали.
– Да, Йо-сама, я почти готова, – отозвалась девушка и повернулась к двери. Только к ней зашел вовсе не Йо.
– Рен-сан, – растерялась коккури. Застыла.
Он помолчал. Потом сказал:
– Неправильно.
– Что? – не поняла Тамамура.
– Ты слишком красиво отзывалась о дружбе, раз успела забыть, – желчно ответил Рен.
Какое-то подозрение на миг всколыхнулось в сознании, но было не до того. Тамао опустила глаза.
– Я не достойна ва... твоей дружбы, – странно тонким голосом ответила Тамао.
– Готова лишиться единственного друга? – поинтересовался Рен, и тут его озарило. А ведь Йо она, выходит, не причисляла к категории друзей? Асакура так много для нее значил?
Это раздражало, нет, злило, бесило, и Рен не мог понять, почему. Так же, как он не понимал, что привело его в эту палату.
– Рен, я... – несчастным голосом заговорила Тамао, но он вдруг прошипел:
–Знаешь, я никогда не навязывался. С самого начала ты всегда могла сказать, что тебе все это не нужно. Тогда почему? – он шагнул к ней. – Тебе так нравилось лицемерить? – еще шаг, и еще. – Чувствовать себя важной? – с каждым словом он был ближе и ближе к ней. С каждым словом он говорил все тише и тише, но все более ядовито.
– Нет, я... – в ужасе пробормотала девушка, упершись спиной в стену комнаты, но он был неумолим. Рен не знал, что с ним сделалось и почему ему сорвало крышу. Он дикими глазами сиреневого льда смотрел на нее и с каким-то животным удовлетворением отметил ее страх перед ним. Больше не было добрых улыбок и терпеливых слов. А он сорвался, окончательно разбив их хрупкие отношения.
– Рен-сан, пожалуйста, – Тамао уже не знала, о чем просит, однако безумные фиалковые глаза в дециметре от ее глаз внушали ей такой страх, что она просто не могла пошевелиться.
Это не ее друг. Это тот самый Тао Рен, убивший Хрома. Тот самый Тао Рен, жаждущий убить Йо, убить отца. Этого человека она не знала. Этого человека она боялась.
Ей хотелось позвать своего друга, понимающего и всегда выручавшего ее Рена. Хотелось все рассказать ему, выложить все, что на душе. Но он был слишком далеко.
– Чего ты от меня хочешь? – неожиданно спросил шаман. Надтреснутым голосом. Он был готов вот-вот потерять рассудок. Вся эта ситуация сводила с ума. Рен ясно видел в глазах цвета ранней клубники боль – она видела, что с ним делается, и знала, что была этому причиной. Он видел приоткрытые от страха губы – она не знала, что он собирается сделать. Потому что она понятия не имела, что за человек перед ней стоит.
Тамао ощущала его тяжелое дыхание на своей горящей коже. Чего она хотела? Чтобы все это прекратилось. Она хотела исчезнуть. Хотела проснуться в похмелье год назад и понять, что вся эта чушь с подвезшим ее Тао Реном, газетными статьями, убийствами и покушениями оказалась просто дурным сном. Ведь именно она довела Рена до такого состояния. Она убила собственного друга. Поэтому ее уделом было терпеть. Она не могла разрешить себе бежать.
– Я... – в отчаянии прошептала Тамао, но тут дверь палаты распахнулась.
– Тама-... – начал Йо, но осекся, увидев разыгравшуюся сцену.
Рен наконец-то очнулся. Взгляд лиловых глаз стал полностью осмысленным.
– Тамао...
Он испугался. Впервые за долгое время.
Перед ним стояла отчаявшаяся, напуганная девушка, его друг. Что он с ней сделал? За что перепугал?
Шаман отшатнулся.
Все кончено. Осколки не склеить. Потому что их уже просто не найти. Последний отзвук их трепетных отношений и чувств был погребен под мельчайшими кусочками хрупкого взаимопонимания. Вдребезги разбитого. Ему остались лишь отблески раскрошенного льда.
– Прощай, – прошептал Тао Рен, и поспешил покинуть ее палату.
«И помни», – почему-то добавил голос в голове.
Сердце Тамамуры Тамао дрожало. Силясь унять судорожное дыхание, она прижала изуродованную руку ко рту.
Глубокий порез на ладони, который еще недавно нежно поглаживал Йо, уже зажил.